Я бегу. Я бегу, а надо мной чёрное звёздное августовское небо качается при каждом моём прыжке. Бежать мне легко. Только два фонаря светят в разных концах деревни. Бегу в темноте и вспоминаю, как бабушка, выходя из поседок, говорит: «уй, тёмка-то какая!», когда женщины засидятся допоздна за разговорами. Я бегу из этого конца деревни, где мы обычно собираемся, в наш конец. Хоть и темно, но я не споткнусь и не упаду, – знаю наизусть на пути каждую ямку, бугорок, знаю каждый проулок, заулочек и калитку. Я бегу и волей-неволей, слушаю стрёкот кузнечиков, они так громко цыкают, что кажется они цыкают прямо в моих ушах. В лицо мне упирается влажный свежий воздух августовской ночи, насыщенный запахами деревенских растений, запахами душистых диких трав. Я бегу и непременно хочу успеть. Мы – деревенские ребята и девчонки до сыта нагулялись и разошлись по домам. Вернее, они разошлись, а я разбежался. Я бегу по росной траве, обдуваемый ночной уже прохладой. Мои ноги наверное уже мокры. Я бегу, будто бы мотылёк, летящий на спасительный свет. Я очень хочу успеть. Сбавляю ход, поворачиваю в «задоров» проулок. Осталось выбежать из-за огорода, и тогда я увижу... Ещё несколько шагов и, о, счастье. Свет! Я успел!

Тускло светятся окна моего дома. Свет горит в кути (в кухне). Свет сумрачно освещает переднюю, три окна которой смотрят сейчас на меня. Как хорошо, что бабушка ещё не легла! Что-то делает. Я перехожу на шаг. Подхожу к дому. Вижу на земле перед крыльцом желанный жёлтый квадрат от бокового кухонного окна. Белая занавеска задёрнута. Отворяю дверь и хлопаю ею за собой с гулким деревянным звуком. Запираюсь, накидывая крючок из согнутого гвоздя на такую же гвоздевую петлю. В два шага преодолеваю четыре ступеньки в крыльце. Дверь на мост завёртываю деревянной вертушкой. Всё это в темноте, на ощупь, мне привычно. На уровне пояса нащупываю знакомую металлическую ручку двери в избу. Дёргаю её с усилием. Переступаю высокий порог.

Из мира тьмы и холода попадаю в уютный бабушкин мир тепла и света. Я улыбаюсь. Я счастлив!

«Нашаталса?», – увидев меня, говорит бабушка. Я агакаю и киваю головой. В избе пахнет укропом и чесноком, -- бабушка солит огурцы. На столе стоят мытые трёхлитровые банки, раскрытая белая пачка крупной соли с мерной гранёной стопкой, пузатые огурцы в большом эмалированном зелёном блюде, зонтики укропа, зубчики чеснока, листья хрена, смородины и ещё чего-то. Я иду за перегородку в переднюю. Моя и бабушкина кровати разостланы, --бабушка заранее позаботилась. Я раздеваюсь и ложусь под одеяло на живот, обняв свою подушку-думку с вышитыми гладью красными клубничками и зелёными листочками на наволочке – бабушкина работа. Быстро согреваюсь. В комнате сумрак. Свет в комнату попадает в пространство между перегородкой и потолком, и в проход из кухни, убранный занавесками. В этот проход с дедушкиной кровати я наблюдаю, как суетится на светлой кухне бабушка. Она кладёт на дно банки зелень, плотно, один к другому, суёт в неё огурцы, заливает их рассолом. Я не люблю ложиться последним, -- вот в чём дело. Надо самому выключать свет и идти в темноте к своей кровати по холодному полу через всю комнату, – как-то не уютно. А сегодня мне повезло, я и «нашатался», и успел, пока бабушка не легла спать. Много ли мне надо? Радуясь своей сегодняшней удаче, слушаю, как на противоположной стене тикают ходики, как потихоньку жужжит старый электросчётчик — всё это родные каждодневные звуки.

Вот бабушка закончила свои не хитрые дела. Она скрывается за печью, брякает там рукомойником. Потом я слышу громкий щелчок старого черного кухонного выключателя. Свет погас. Завтра, для городского мальчишки на летних каникулах, уже давно ставшего деревенским, будет новый счастливый день.